Исповедь ветеринара: Я солгал, когда питомец умер

Помимо моей страстной веры в «добро» ветеринарной медицины, в своей колонке я уже поделился с вами своей искренней верой в Бога. На это многие коллеги ответили своими личными исповедями.

Теперь настал черед моей.

Чему Марти Бекер, доктор ветеринарной медицины, научился из своей трагической ошибки

В жизни я уже ни раз просил у Бога прощения за грехи. И никогда особо не скрывал от семьи и друзей свои вопиющие «шалости» времен университета. Например, что в молодости я часто садился за руль подшофе. Или проявлял недостаточно уважения к женщинам, когда мною двигала не «любовь», а «похоть». Но я никогда и никому не рассказывал о серьезных ошибках, которые мне довелось совершить в бытность мою ветеринаром.

Некоторые из них были смертельными.

Одна из самых популярных колонок, написанных мной для «Ветеринарной экономики» называлась «Самые большие ошибки в моей практике… и уроки, которые я извлек». После этого за последние годы ко мне подходили сотни моих коллег и говорили, насколько они благодарны за мою честность в этих статьях, и насколько это хорошо признаваться в своих ошибках вместо того, чтобы косить под стороннего наблюдателя/эксперта и рассказывать, пардон, что «твои фекалии пахнут розами». Они говорили, что мои статьи помогли им по-другому посмотреть на себя и на свою практику, что после них им стало легче признавать свои ошибки.

История большой ошибки

Однако в моей карьере была одна большая ошибка, о которой я никогда и никому не говорил. На то время мне никак не хватало смелости, чтобы достать свой главный скелет из шкафа. Я убил собаку из-за ошибки, которой можно было избежать, и я соврал об этом. Потом я соврал еще раз. И эта ложь гнила внутри меня на протяжении долгих 30 лет.

На то время мне было около 30 лет, 4 года назад я закончил университет. Мой партнер доктор Билл Стробел и я владели двумя очень популярными ветеринарными больницами в Твин Фоллс, Айдахо. Поскольку я все время старался забыть и не думать об этом инциденте, я не уверен, что правильно называю имена. Но, по-моему, мою клиентку звали миссис Далтон, молодая вдова с красивым пекинесом по имени Бинго.

Тем не менее, все подробности моей ошибки и последующей лжи навсегда отпечатались у меня в памяти.
Бинго привезли к нам для того, что мы у себя в клинике называли стандартной стерилизацией. Типичная операция по удалению яичников в Твин Фоллс в 1985 году заключалась в том, что мы вырубали пациента тиопенталом натрия, интубировали и вводили метоксифлуран. Затем животное привязывали к V-образному столу из нержавеющей стали.

Никаких дооперационных анализов крови, никакого контроля температуры тела, и, что хуже всего, никакого мониторинга пациента. Да, сейчас это звучит примитивно, даже по-варварски, однако по тем меркам это была стандартная процедура.

Это была занятая клиника с хорошей репутацией. И даже с моим небольшим опытом работы я весьма искусно проводил по пять-десять стерилизаций за день. Даже учитывая тогдашний уровень развития медицины и качество медицинской продукции, которая в то время была куда менее безопасной, чем сейчас, практически все плановые операции проходили по одному сценарию: зашел, готов, вышел.

Но, увы, с Бинго все пошло совсем не так. У нее был избыточный вес, и она страдала от проблем с дыхательной системой. Из-за этого она попадала в группу повышенного риска, но убило ее совсем не это. Ее убила передозировка.

Не знаю, о чем я тогда думал, но я дал ей дозу барбитурата практически в три раза выше, чем положено собакам ее веса. Она вырубилась, я запаниковал. Мы не смогли реанимировать эту замечательную собаку, и она умерла. Я был единственным, кто знал, что она умерла из-за моей ошибки.

Я помню, как меня переполняла паника и грусть. Но вместо того, чтобы поступить правильно и честно признаться хозяйке в своей ошибке, я придумал историю. Я сказал, что у Бинго, вероятно, была недиагностированная болезнь печени или почек, обусловившая подобную реакцию на анестезию. Я плакал, когда смотрел, как хозяйка Бинго сквозь слезы говорила: «Вы не виноваты, на все воля божья».

Она спросила, смогу ли я с уважением позаботиться о теле покойной, я ответил «конечно», но я не сделал и этого. Я сказал, что похороню собаку среди орхидей на моей ферме, но не похоронил. Ферма и орхидеи были настоящими, в отличие от моей искренности.

Бинго отправилась в морозилку вместе со всеми остальными умершими пациентами клиники, после чего ее тело утилизировала коммерческая компания (крематориев на то время еще не было). Я знаю, что вы сейчас думаете: тошнотворно, возмутительно, непростительно.

Итак, даже если устроить в голове у Марти свидание детектива Раша и CSI, я все равно не имею ни малейшего понятия, как я, человек с принципами, додумался до такой отвратительной череды неблаговидных поступков и лжи. Но вскоре этот день оказался похоронен за сумбурными реалиями повседневной рутины ветеринарной клиники, и до сегодня я никогда и никому не рассказывал об этом. Случая Бинго вполне достаточно, чтобы закончить эту историю на печальной ноте, но я практически наверняка знаю, что от моей руки погибли и другие питомцы, чьей смерти можно было избежать.

Важный урок

Я уверен, что в ранние годы моей практики наверняка были дюжины животных, которых можно было бы спасти и успешно вылечить, если бы я сделал одно из следующего:

• Коллеги. Что если питомец умер из-за того, что когда я не был уверен в диагнозе, или назначенная схема лечения не работала, а питомцу становилось хуже, я из-за своей гордости не обратился к коллеге, чтобы получить мнение со стороны?

• Конкуренты. Мы редко обращались за помощью к специалистам из других ветеринарных клиник и университетов, потому что мы хотели удержать всех клиентов и прибыль внутри больницы.

Но это не только главная вина моей жизни. Это случай, из которого я вынес очень важный урок, и это далеко не самый последний раз, когда я облажался (не заметил что-то на рентгене, неправильно интерпретировал анализы, поставил неверный диагноз, назначил не тот препарат, пытался стерилизовать кота и т. д.).

Оглядываясь назад на свою карьеру, я буквально могу разбить ее на три части. В первую треть все мое внимание было сосредоточено на себе, моих навыках и моем бизнесе. На втором этапе я начал задумываться о том, что существует «мы», наши навыки, наша самоотверженность и стремление помочь животным. На этом этапе я начал проводить консилиумы с коллегами, обращаться за помощью к конкурентам и всегда честно признаваться в своих ошибках.

Начиная с третьего этапа моей главной задачей стало заботиться о физическом и эмоциональном благополучии как питомца, так и его владельца.

Владельцы животных часто говорят, что хотели бы, чтобы их ветеринары лечили и их самих, а мы в это время тихо радуемся про себя, что нам не приходится иметь дело с кучами бумажной работы, которой требует обычная человеческая медицина. Но с другой стороны, в ветеринарной медицине нет прозрачных мешков для тел, а необъяснимые смерти, как правило, не расследуются (некоторые клиники проводят внутреннее расследование, но мне неизвестно ни об одном случае внешнего расследования случая смерти). Поэтому ветеринарам легко сходят с рук ошибки, известные и неизвестные.

Заглядывая наперед, я собираюсь и дальше практиковать свою самую лучшую профессию на земле. Я попросил прощения, и я его получил. Я использую случай с Бинго и другие примеры из прошлого, когда я не сделал все, что было в моих силах, чтобы помочь животному, чтобы вдохновить нашу практически библейскую миссию творить добро.

А вам есть что скрывать из своего прошлого?

Проверки и балансы в человеческой медицине

Ветеринарная больница Твин Фоллс сгорела в начале девяностых, и огонь уничтожил большую часть ее записей. На время пожара я уже не был там партнером.

Когда я писал книгу «Целительная сила животных», я встретил несколько своих бывших коллег по больнице, и никто из них не смог припомнить ни собаку, о которой я говорил выше, ни ее хозяйку.

Но я помню все. И Бог помнит.

Недавно мне делали операцию на колене, и количество проверок и балансов было просто невероятным. Медсестра, анестезиолог, операционная сестра и хирург-ортопед, все спрашивали меня, какая операция мне назначена, и что именно нужно было оперировать.

Я отвечал: «Артроскопическая операция на медиальном мениске левого колена». Медицинский персонал, который сверял свои записи, проставил свои инициалы несмываемым маркером над моей коленной чашечкой.

Если бы во время операции что-то пошло не так, при условии, что этой ошибки можно было избежать, начиная от правильной конечности и правильной процедуры и заканчивая правильной дозой анестетика и возможными осложнениями (меня несколько раз спрашивали о морской болезни, аллергии на медицинские препараты и т.д.), это помогло бы им понять, что случилось.

Конечно, ветеринарная медицина не располагает такими возможностями.

Хотя я не настаиваю на введении дополнительных бюрократических процедур и проверок, отсутствие подобного контроля возлагает ответственность за ошибки на плечи каждого из нас. А это очень тяжелая ноша, возможно, слишком тяжелая.

Оригинал на английском: Vet Confessions: I Lied When a Pet Died. BY MARTY BECKER, DVM

Переведено: Владимир Хубирьянц и команда Ветменеджер.